Дхарма даже становится почти осязаемой: Ашока пишет о «даре дхармы», о появившейся у него «жгучей потребности в дхарме» и «страстном стремлении к дхарме». И хотя датировка и хронология надписей остаются вопросами спорными, мы можем говорить об изменении значения понятия дхармы с течением времени и в самих эдиктах - в более поздних указах оно сближается с учением Будды. Вначале же «дхарма» – это добродетель, этические нормы. Дхарма включает «подобающее отношение к рабам и слугам», «покорность матери и отцу», «щедрость по отношению к друзьям, знакомцам и сородичам», «неубиение живых существ», «покорность наставникам», «подобающее отношение к брахманам и шраманам, к бедным и обездоленным», «отсутствие греха», «много добрых деяний», «даяние», «чистота». Согласно дхарме, «всегда следует говорить правду». Эти простые для понимания и сходные со многими религиозными заповедями правила во многом соответствуют принципам, зафиксированным в «Дхаммападе».

Тем не менее, говорить здесь о знаке равенства между понятиями «дхарма» и «буддизм» представляется необоснованным. Ни в XI БНУ из Гирнара, ни в VII Колонном указе, ни в других надписях, излагающих содержание дхармы, не упоминается имя Будды, не говорится о соответствии приобщения к дхарме принятию буддизма. В пользу такой трактовки говорит и то, что одним из основных правил дхармы Ашоки было почитание брахманов. Однако в наскальной надписи из Байрата, которую Г.М. Бонгард-Левин датирует позднее больших наскальных эдиктов, Ашока говорит: «Известно ведь, почтенные, каково мое благоговение и преданность Будде, Дхарме и Сангхе. И что было сказано Благословенным Буддой, все это было превосходно сказано. И каковой, почтенные, кажется хармья [15], такой долговечной должна быть истинная Дхарма – это я считаю долгом сказать». Здесь дхарма уже практически отождествляется с учением Будды; и далее в этой же надписи перечисляются «поучения и беседы о Дхарме», а именно, сочинения, отождествляемые с отдельными частями «Типитаки» – основного свода канонических текстов хинаянской школы тхеравады.

Сведения о деятельности Ашоки, порой даже более полные (но не более достоверные), чем эдикты, дают буддийские хроники. Они разделяются на две традиции - северную и южную.

Ярчайшим произведением южной традиции является Махавамса - хроника, записанная в стихах на Цейлоне ок. V в н. э. В этой истории буддийского учения приводится и рассказ об Ашоке.

В северной традиции нам интересна «Ашока-авадана», жизнеописание Ашоки, вошедшее в Дивья-авадану, цикл, оформившийся в 1 тысячелетии н. э., но восходящий к очень ранним периодам. Есть мнение, что этот цикл имел влияние и на южную традицию.

Сведения эдиктов о хронологии

Эдикты четко проявляют изменение степени причастности царя Ашоки к буддийской общине. В некоторых эдиктах указывается год создания надписи, отсчитываемый от «помазания» Ашоки. Очень интересны сведения, содержащиеся в XIII БНЭ, рассказывающем о покорении Калинги и последующем раскаянии царя. В наскальной надписи из Брахмагири Ашока говорит: «Вот уже более двух с половиной лет я упасака. Однако один год я недостаточно усердно двигался к цели. Но вот уже больше года, как я сблизился с сангхой и усердно двигаюсь к цели».

Проблемы хронологии, восстановления порядка происходивших событий и трактовки формулировок эдиктов породили множество исследований и различных точек зрения. Так, на основании вышеприведенного высказывания некоторые ученые полагали, что Ашока в конце царствования отрекся от престола и стал монахом. Г.М. Бонгард-Левин в качестве приверженцев этой точки зрения называет таких ученых как Г. Бюлер, Дж. Флит, Х. Сет, Р. Басак. Но Е. Хультш и П. Эггермонт возражают против такой трактовки. Они относят малые наскальные эдикты к первому периоду царствования Ашоки, считая, что они созданы раньше больших наскальных эдиктов. Отсюда следует, что Ашока стал упасакой, т.е. мирянином, принявшим буддийское учение, в течение первого десятка лет своего царствования. Понимание же посещения Ашокой сангхи как обращения его в монахи отвергается. Г.М. Бонгард-Левин в подтверждение этой теории ссылается также на цейлонские хроники «Дипавамсу» и «Махавамсу», комментарий к «Виная-питаке» «Самантапасадику», буддийское сочинение «Дивья-авадану».

Еще одной поворотной точкой в жизни Ашоки и в истории Индии, зафиксированной в эдиктах, является Калингская война. О ней говорится в XIII большом наскальном указе: «Когда прошло восемь лет после помазания, царь Пиядаси Угодный Богам покорил Калингу. Сто пятьдесят тысяч человек было угнано оттуда, 100000 убито на месте и гораздо более того умерло... Такая скорбь охватила угодного богам, оттого что покорил он жителей Калинги». Далее Ашока раскаивается в содеянном и подчеркивает значение не военной победы, а «победы дхармы».

Споры идут по поводу того, явилось ли раскаяние в войне причиной принятия Ашокой буддизма, или император стал буддистом ещё до покорения Калинги. Так освещает эти разногласия Г.М. Бонгард-Левин: «по данным «Самантапасадики», он (Ашока) стал последователем Будды на четвёртом году своего правления; цейлонские хроники относят данное событие к восьмому году (по истечении семи лет). Они же сообщают, что Нигродха, родившийся в год коронации Ашоки, принял монашество в возрасте семи лет и обратил в буддизм царя. Согласно XIII эдикту, калингская война началась по прошествии восьми лет со дня восшествия на престол императора. Это дало П. Эггермонту основание полагать, что обращение в новую веру совершилось до калингской войны.

Северная традиция, как и южная, не связывает между собой названные факты. В «Дивья-Авадане», например, рассказывается, что однажды в построенную Ашокой тюрьму в Паталипутре, где применялись страшные пытки, попал буддийский монах Самудра, который исключительно стойко выдержал все мучения. Царь был так потрясен его мужеством, что стал приверженцем буддизма. О войне в источнике даже не упоминается».

На мой взгляд, и сам источник - эдикты - не дает оснований считать раскаяние в войне причиной обращения императора в новую веру. Ашока говорит об умиротворении и наставлении в дхарме: «И ту победу Угодный богам считает главной, которая одержана с помощью дхармы». При этом он завещает своим последователям не продолжать завоевания, а продвигаться на пути дхармы. Ашока ничего не говорит о принятии им новой религии, изменении мировоззрения. Он не излагает законы дхармы как уже известные, он призывает соблюдать их - дхарма таким образом не является чем-то новым, неизвестным ранее. Мне кажется, здесь Ашока выступает в роли, если можно так выразиться, кающегося грешника. Завоевание Калинги отвечало политическим интересам империи. Но ужасы войны не соответствовали правилам добродетели, дхармы. Поэтому все, что император мог сделать для ослабления отрицательного впечатления от своей завоевательной политики как в виджите [16], так и на «коренной» территории, - это раскаяться и призвать к умиротворению. Возможно, что от дальнейших завоеваний Ашока отказался в силу объективных причин - истощения военной силы, трудностей управления империей и т.п.

Другие вехи в жизни Ашоки, упоминающиеся в эдиктах, вызывают меньше разночтений. В колонном указе из Румминдеи рассказывается о посещении царем места рождения Будды, облегчении налогов для этой деревни и постройке там каменной стены и столпа, т.е. колонны с указом. Другие источники указывают также на то, что после посещения общины Ашока приказал построить монастырь и 84 вихары - жилища для буддийских монахов. В больших наскальных эдиктах говорится также о поклонении Ашоки дереву Бодхи - священному дереву, сидя под которым, как считают буддисты, Ситтхартха Гаутама стал Буддой - просветленным. Относительно своей деятельности Ашока высказывается в VII колоном указе: «...вдоль дорог я приказал посадить деревья «ниггоха». Они будут давать тень для скота и людей. А также я велел насадить манговые рощи. На расстоянии половины коса друг от друга я приказал вырыть колодцы и устроить места для отдыха. Повсюду я приказал сделать навесы для питьевой воды ради довольства скота и людей. Но это довольство легковесно. Ведь и прежние цари, и я различными благотворительными деяниями ублаготворял людей. Однако мною это сделано для того, чтобы люди стали следовать благочестивым установлениям дхармы». До нашего времени сохранилась сооруженная при Ашоке ступа в Санчи, а также прекрасные столбы - стамбхи с фигурами львов в районе Бехар и в Сарнатхе. Изображение львиной капители из Сарнатхи является государственным гербом Республики Индии. Колонная надпись из Нигливы повествует об увеличении ступы в честь будды Конакамани.

Попробуем кратко перечислить основные поддающиеся датировке, хотя и примерной, события периода правления Ашоки. Даты приводятся в соответствии с мнением Г.М. Бонгард-Левина, являющимся наиболее общепринятым.

Спорным является вопрос о проведении при Ашоке третьего буддийского собора. О нем из всех источников упоминает только Махавамса. Там говорится, что под покровительством Ашоки в Ашокараме - монастыре в Паталипутре - состоялся собор, осудивший отступления - «ереси» в буддизме и, по-видимому ознаменовавший победу тхеравады над другими течениями. Называется руководитель собора - монах Могалипутта Тисса, а также количество участников - 1000 человек и время - 9 месяцев. Хотя ни эдикты, ни Ашока-авадана не упоминают это знаменательное событие, его реальность вполне возможна. Но может быть, что традиция преувеличила масштабы и значительность произошедшего.

Административная организация

Основой административной организации религиозной политики Ашоки являлась деятельность махаматров. Им посвящена значительная часть эдиктов. Ашока называет их «наблюдающими за дхармой». «Повсюду в виджите эти махаматры... пекутся о тех, кто приобщен к дхарме, определяя при этом: кто из них только склоняется к дхарме, кто утвердился в дхарме, кто посвятил себя дарам.» Деятельность махаматров подвергается регулярной проверке: из центра - 1 раз в 5 лет, от местных властей - 1 раз в 3 года. Об этом говорится в I особом указе из дхаули. Здесь же махаматры уже характеризуются как «наблюдающие за правопорядком» и устанавливается порядок публичного чтения указа - 1 раз в месяц в обязательном порядке. В XII колонном указе говорится о разделении махаматров на наблюдающих за сангхой; за брахманами и адживиками; нигрантхами (джайнистами); последователями разных вероучений. В обязанности махаматров входит распределение царских даров.

На ранних этапах политика Ашоки отличается веротерпимостью. Так, в XII БНУ говорится: «Царь Пиядаси Угодный Богам почитает последователей всех вероучений, как членов монашеских общин, так и мирян-домохозяев <...> Но не так печется Угодный Богам о дарах и почестях, как о продвижении последователей каждой веры на пути своего учения <...> следует почитать чужую веру. Поступая так, человек способствует успеху своей веры, и оказывает поддержку чужой». Это очень интересные моменты, благодаря которым политику, провозглашенную Ашокой в ранних эдиктах, вообще сложно называть религиозной. Скорее, этической. Царь не выступает как приверженец какого-либо вероучения и уравнивает в правах все религии. Интересно, что для всех них он назначает контролирующих государственных чиновников.

Но эдикты, относимые к более позднему времени, показывают изменение позиции царя. Это прежде всего так называемые «эдикт о расколе» и «Бхабру эдикт». Они обращены непосредственно к буддийской сангхе. В первом предписывается изгонять из общины тех, кто будет раскалывать сангху. В Бхабру эдикте Ашока засвидетельствует свою приверженность учению Будды и перечисляет сочинения буддийского канона, которые следует читать. «Эдикт о расколе» предписывается читать и запоминать махаматрам. Таким образом политика приобретает явно выраженный пробуддистский характер. Судя по I Особому указу из Дхаули, махаматры обладали реальной властью, имели возможность не только поощрять, но и наказывать. Все это позволяет говорить о том, что к концу правления Ашока возвел буддизм в ранг государственной религии своей империи. «Ашока-авадана» рассказывает о трагических последних годах правления великого императора, когда он отдал всю казну и имущество сангхе, потерял свое влияние и власть, которой завладели чиновники и царевичи.

Миссионеры

Еще одним аспектом религиозной политики царя Ашоки является его международная деятельность по распространению буддийской веры. В Махавамсе говорится: «...Не увидел ученья в пограничных землях,...разослал тхер во все стороны света» [17]. Затем перечисляются имена проповедников, отправленных в различные районы южной Азии. Есть сведения, что миссионеры достигали даже эллинистического мира, но не достигли там никаких результатов.

Такая информация давала поводы говорить о стремлении Ашоки к мировому господству, но эта точка зрения представляется необоснованной в свете того, что миссионерская деятельность отнюдь не подразумевает политические предпосылки, а тем более военные (принимая во внимание опыт войны с Калингой).

Заключение

Так что же все-таки значила религиозная политика Ашоки? Была ли она лишь попыткой распространить личные взгляды на всю территорию империи или же эта политика отвечала требованиям времени и интересам государства? Скорее нечто среднее. Ашока верил в правильность своих этических установок и хотел распространять учение о дхарме. В то же время распространение буддизма отвечало политическим интересам. Г.М. Бонгард-Левин и Г.Ф. Ильин в книге «Древняя Индия» пишут об этом: «Религиозная политика Ашоки была тесно связана с общей политической линией Маурьев и отвечала ее главным задачам». Там же: «Усилению этого вероучения способствовали ... прежде всего объективные условия социально-экономического и политического характера - объединение империи, оживление торговли и ремесла, рост городов, повышение роли средних слоев населения - вайшьев», «Буддизм, выступавший против узкокастовых и территориальных ограничений, за единое государство во главе с «правителем земли», более всего отвечал политике Маурьев. Ведийская религия, освящавшая племенную раздробленность, уже не соответствовала новой обстановке». К тому же буддизм не был чем-то революционным в плане мировоззрения (Ашока - это не Эхнатон!). Индийский ученый С. Радхакришнан в труде «Индийская философия» пишет: «Чтобы создать свою теорию, Будда должен был только освободить упанишады от их непоследовательных компромиссов с многобожием и религией ... Ранний буддизм - это всего лишь новое повторение мыслей упанишад с новой точки зрения» [18]. Может быть, этот взгляд несколько максималистский, но естественность зарождения и распространения буддизма, его определенная наследственность и традиционность несомненны. Задачи политики государства Маурьев Г.М. Бонгард-Левин в своем сочинении ««Индика» Мегасфена и надписи Ашоки» определяет так: «Перед Маурьями стояла задача воссоединения в единое целое различных по языку, государственному строю и уровню общественного развития племен и народностей. Маурьи не пошли по пути ломки и уничтожения традиционных местных форм управления, жизненность которых была проверена в течение многих сотен лет. Сохранение и приспособление к новым условиям старых форм, сочетание их с вновь созданными - вот что определяло политику Маурьев по созданию объединенного государства. Возможно, что Маурьи и не могли окончательно сломить мощь республиканских объединений, которые «в силу своей сплоченности неодолимы для других» [19]» [20].